Синология.Ру

Тематический раздел


Усиление Китая и возвышение мировой китайской диаспоры

 
1
 
Переход КНР к политике реформ и открытости круто изменил не только сам Китай, но и его огромную диаспору: её численность и географию, масштабы и интенсивность её хозяйственной деятельности, её положение в принимающих обществах, её облик. Усиление Китая повлекло за собой возвышение мировой китайской диаспоры.
 
Напомним в двух словах, что предшествовало её возвышению. Учёные КНР ведут историю китайской эмиграции с XII в. После опиумных войн она приобрела особый размах, и ко времени провозглашения КНР численность зарубежных китайцев увеличилась с одного до десяти миллионов человек. Вначале это были преимущественно торговцы, затем – рабочие, мигрировавшие главных образом в страны Юго-Восточной Азии, а частью – в США, Европу, Океанию и Африку. Специалисты в КНР с вполне обоснованной гордостью отмечают, что китайцы, составившие вместе с индийцами «азиатский корпус» мировой армии трудовых мигрантов, сыграли большую роль в освоении природных ресурсов, экономическом развитии и борьбе за национальную независимость тех стран, куда они переселились, а также в развитии мировой торговли [17, 18].
 
После образования КНР миграция из страны фактически прекратилась: в условиях «холодной войны» и острого идеологического  противостояния двух мировых систем Китай закрыл свои границы, не прекратилась лишь миграция с Тайваня, из Сянгана и Аомэня. В то же время были введены строгие ограничения на иммиграцию соседними с Китаем государствами ЮВА.
 
С началом политики реформ и открытости из Китая пошла новая волна эмиграции, продолжающаяся и сегодня. Она обладает целым рядом особенностей, а именно: вместо необученных рабочих за рубеж стали отправляться образованные люди: коммерсанты, квалифицированные специалисты, средний слой интеллигенции, студенты. Они эмигрировали не ради заработка на пропитание, а в поисках более высокого качества жизни. Обычным явлением сделался выезд целыми семьями. Теперь едут не только из приморских провинций, но и из внутренних районов страны, и не только ханьцы, но и представители национальных меньшинств. С конца 1970-х годов страну покинули, по подсчётам учёных КНР, более 10 млн. человек (в том числе 1,5–1,7 млн. – из Сянгана, Аомэня и с Тайваня), большинство которых (7 млн.) направилось в развитые страны, а приблизительно 3 млн. – в развивающиеся, главным образом в ЮВА [1]. При этом возник феномен вторичной миграции: из развивающихся стран в развитые. Численность мировой китайской диаспоры резко возросла и в настоящее время, по последним оценкам экспертов КНР, составляет около 50 млн. человек – самая большая в мире.
 
Китайская диаспора считается «четвёртой экономикой мира» после США, КНР и Японии. Суммарный капитал диаспоры в начале XXI века оценивался в 1500 млрд. долл. США [16, p. 2, note 5]. С годами этот капитал возрастает: список транснациональных компаний высшего уровня, принадлежащих эмигрантам – этническим китайцам,  в 2008 г. составил 111% по сравнению с 2001 г. [3, c. 7].
 
2
 
Наибольшая часть диаспоры – свыше 70% – приходится на страны АСЕАН, и в этих странах участие китайских меньшинств в национальной экономике особенно значительно. Так, в Таиланде, Индонезии, Филиппинах их доля в экономике в 15–20 раз превосходит долю в численности населения. Отдельные отрасли экономики тех или иных стран АСЕАН почти полностью находятся в руках китайской диаспоры. Скажем, в Таиланде на её долю приходится 90% инвестиций в сфере торговли и столько же в  промышленности [20, p. 206]. Это позволяет нам говорить далее о возвышении китайской диаспоры на примере стран АСЕАН.
 
Новые мигранты в странах ЮВА пополнили собой прежде всего ряды разного рода коммерсантов, предпринимателей из сферы услуг. В перечне их занятий значатся также небольшие контингенты инженерно-технических специалистов, наёмных рабочих, сельскохозяйственных рабочих, учителей, творческих работников. Особый отряд мигрантов составляют рабочие и служащие китайских компаний, осуществляющих за рубежом по контрактам строительные проекты и завозящих для этого рабочую силу из КНР.
 
В этот же период в результате интенсивной интеграции с Китаем в странах АСЕАН появилась масса импортных товаров из КНР, пришли инвестиции, хотя и не столь большие, возникли новые рабочие места, словом, образовалось новое поле хозяйственной деятельности, первыми претендентами на освоение которого стали местные этнические китайцы и новые мигранты. Их бизнес получил мощный импульс развития.
 
Другая важная сторона возвышения китайской диаспоры состоит в следующем. Исторически китайское меньшинство в странах Юго-Восточной Азии подвергалось дискриминации и со стороны властей, и со стороны населения. Она проявлялась во всевозможных формах, от законодательных ограничений хозяйственной деятельности до массовых погромов. Истоки дискриминации коренились в успехах китайских мигрантов в конкурентной борьбе, что в свою очередь было обусловлено их коммерческими талантами, соединёнными со сплочённостью китайских общин, пронизанных множеством неформальных деловых, родственных, земляческих и т.п. связей и соединённых подобными связями между собой. Характерно, что некоторые представители китайской общины вошли в списки богатейших предпринимателей, подогревая тем самым синофобские настроения коренного населения.
 
Усиление Китая, улучшение его отношений со странами ЮВА позитивно сказались на положении китайских меньшинств, которые получили новые возможности развития: в этих странах были отменены или смягчены введённые ранее дискриминационные законы; капитал китайской диаспоры стал рассматриваться как важный ресурс национального строительства; возобновилось запрещённое прежде обучение на китайском языке, особенно востребованном в новых условиях и т.д.
 
Так в Индонезии, где история отношений китайской общины с местным населением изобилует драматическими сюжетами, правительство уже в 1980 г. узаконило право этнических китайцев на принятие индонезийского гражданства, чем воспользовалось 700 тысяч человек. Была принята политика «культурного плюрализма», введена свобода религиозного вероисповедания, в числе школьных предметов появился китайский язык, а преподаватели китайского стали приезжать из КНР.
 
Экономика стран ЮВА получила и продолжает получать несомненные выгоды от растущего присутствия китайского труда, капитала и предпринимательского опыта. Деятельность китайского меньшинства способствует увеличению таких базовых показателей, как ВВП, объём экспорта, средние доходы населения[1]1. Благодаря своим международным деловым связям китайцы помогли странам ЮВА интегрироваться в глобальный рынок. Не будучи создателями новых современных технологий, они, тем не менее, начали переносить на местную почву уже обкатанные технологии из развитых государств.
 
Вместе с тем ряд других аспектов деятельности китайской диаспоры воспринимается коренным населением стран-хозяев как ущемление их интересов.
 
Отчасти в результате успешной конкуренции, а отчасти благодаря освоению свободных ниш в сфере труда китайские мигранты сумели сосредоточиться в наиболее доходных секторах экономики, тогда как на долю коренного населения остались низкопроизводительные и малодоходные отрасли, такие как сельское хозяйство и добывающая промышленность. По мнению некоторых специалистов, обогащение китайской диаспоры в колониальный период в известной мере происходило также за счет её участия в колониальной эксплуатации природных ресурсов и труда местного населения в качестве посредника между колониальными державами и местным рынком[2]. Конкурентные преимущества китайского меньшинства, неравномерность отраслевого разделения труда по этническому признаку сохраняются и сегодня, питая межэтническую напряжённость.
 
Здесь же стоит отметить, что в перспективе некоторые политологи считают возможным превращение стран АСЕАН в сырьевой придаток Китая (параллели с Россией здесь очевидны) и, как продолжение прошлого и настоящего, неравное распределение грядущих благ, полученных благодаря экономическому росту, между китайским меньшинством и коренным большинством – с тем, однако, отличием от прошлого, что в предполагаемом будущем члены диаспоры будут выполнять компрадорские функции не столько для западных компаний, сколько для компаний КНР [15, p. 256–260]. Нужно признать, что определённые объективные предпосылки для формирования экономической зависимости государств АСЕАН от КНР действительно имеются, они скрываются в структуре торгово-экономического обмена между АСЕАН и КНР, и в неизбежности их всё более тесного экономического сотрудничества.
 
Другой фактор, провоцирующий антикитайские настроения – перевод накоплений, сделанных китайцами, на их этническую родину – феномен, существующий столько же времени, сколько и сама китайская диаспора. Последние годы вывоз капиталов через китайскую диаспору стал особенно значительным: инвестиции зарубежных китайцев в КНР в два с лишним раза превосходят инвестиции Китая в страны АСЕАН, в то время как китайские инвестиции составляют менее 5% всех иностранных прямых инвестиций в страны АСЕАН [15, p. 253, 254]. В 2010 г. объём прямых инвестиций зарубежных китайцев – а это в основном инвестиции из ЮВА – в экономику КНР составил 77 млрд. долл. США [6]. И если КНР приветствует и поощряет подобные вливания в свою экономику, то для стран, невольно оказавшихся в роли доноров, это крайне нежелательная утечка национального капитала, созданного на их территории трудом их граждан, и не только китайцев по происхождению. На этой почве возникают даже подозрения относительно политической лояльности местных китайцев.
 
Дополнительной пищей для антикитайских настроений служит  то обстоятельство, что «новые мигранты» – молодые люди, связанные с родиной многочисленными «свежими» связями, отделены от местного общества заметно большей дистанцией, чем мигранты предыдущей волны, и не спешат вписаться в него. Мало того, нередко новые коммерсанты, приехав с целью открыть свой бизнес, пытались отвоевать себе место на рынке с помощью дешёвых товаров китайского производства или завозимой из КНР рабочей силы. Подчас это приводило к вспышкам насилия. Последние годы (правда, вне АСЕАН) имели место такие инциденты, как поджог и разграбление китайских лавок на Соломоновых островах и в Восточном Тиморе, где лиц китайской национальности пришлось эвакуировать из опасных мест. В 2006 г. жители королевства Тонга, возмущённые тем, что китайские предприниматели привезли рабочих из Китая вместо того, чтобы набрать из местного населения, разграбили и сожгли более тридцати магазинов, принадлежащих китайцам [13].
 
Возникло впечатление, что китайская община как бы повернулась лицом к Китаю, и её критики стали говорить как о нежелательном явлении о её «рекитаизации» или «повторной китаизации» (чунсинь чжунгохуа).
 
Опасения относительно «рекитаизации» усиливаются на фоне постоянного внимания Китая к жизни диаспор (показательно, что во время зарубежных турне лидеры КНР практикуют встречи с представителями местных китайских общин), стремления Пекина всячески укреплять культурные связи с диаспорой, содействовать внутреннему единству китайских общин. Не вызывает восторга у коренных этносов и подход китайских экспертов к диаспоре как к одному из видов «мягкой силы» государства. Тем более, что сами учёные КНР не только призывают зарубежных китайцев, в том числе граждан стран проживания, «добиваться, чтобы новые поколения лучше знали китайскую культуру», но и констатируют, что «их деятельность может в определённой мере увеличить влияние Китая» [4, c. 20].
 
С начала 1970-х годов китайские предприниматели, стремясь укрепить своё положение в условиях давления со стороны «экономического национализма», стали объединяться в международные организации – земляческие, фамильно-родовые (по одинаковым фамильным иероглифам), а затем и более широкие, по этническому признаку. В 1991 г. была создана качественно новая организация, самая крупная – Всемирный конгресс китайских предпринимателей. Правительство КНР оказывает этим организациям разнообразную поддержку, а власти и деловые круги государств ЮВА относятся к ним негативно. С их точки зрения, деятельность подобных организаций ведёт к обособлению китайских диаспор от экономики стран их проживания, к ослаблению сотрудничества этнических китайцев с другими этносами этих стран. В диаспорах, напротив, международные организации пользуются популярностью, в связи с чем рождаются амбициозные идеи создания «китайской этнической экономики» или «этнического китайского экономического кольца» (включающего в себя также и КНР) – заведомо фантастические, но провоцирующие недоверие к диаспорам.
 
Прекрасно понимая сложившуюся ситуацию, китайское правительство разработало чёткую политику, призванную минимизировать негативные последствия произошедшего возвышения диаспор. В 1980 г. в КНР был принят «Закон о гражданстве КНР», который декларировал отказ от двойного гражданства и провёл чёткую границу между гражданами КНР и гражданами других государств. Человек, получивший китайское гражданство, лишается иностранного гражданства, а получивший иностранное гражданство – лишается китайского.
 
Китайское правительство заявило, что оно одобряет и поддерживает добровольное принятие эмигрантами гражданства страны пребывания, выказывая при этом в их адрес ряд требований и пожеланий. В материалах китайской консульской службы подчёркивается: «Добровольно принявший гражданство другой страны является иностранным гражданином, он должен пользоваться всеми правами и исполнять все обязанности гражданина данной страны». Однако, теряя китайское гражданство, эмигрант вместе с тем «сохраняет родственную связь с китайским народом». Если же эмигрант остаётся китайским гражданином, то правительство Китая обязывает его «соблюдать законы и обычаи страны проживания, жить в дружбе с местным населением, вносить вклад в развитие экономики страны проживания». Он должен также «беречь природу, не ущемлять интересы людей других национальностей». Нужно шире смотреть на жизнь, не замыкаться в китайских кварталах, не отгораживаться от общества, в котором они находятся, а наоборот, приобщаться к его жизни, углублять взаимопонимание сторон [5].
 
Втягивая в свою экономику в массовых масштабах капитал зарубежных китайцев, подняв на небывалую высоту торговое и инвестиционное сотрудничество с Тайванем, вернув Сянган, слившийся в единое экономическое целое с прилегающими районами провинции Гуандун, Пекин подчёркнуто игнорирует разговоры о «Большом Китае», ассоциируемом в международном общественном мнении с вовлечением диаспоры в экономику и политику КНР. Благодаря этому ажиотаж вокруг идеи «Большого Китая», возникший было в первой половине 90-х гг., затем сам собой сошёл на нет.
 
И ещё один важный момент. Китайские специалисты видят принципиальную возможность если не снять, то по крайней мере смягчить накапливающиеся противоречия в том, чтобы постепенно сплавить этносы, составляющие то или иное государство в ЮВА, в единую нацию. Это долгий и сложный процесс, но, как пишет профессор Пекинского университета Лян Инмин, «всё больше этнических китайцев, ставших гражданами стран проживания, осознают, что их единственный путь – это интегрироваться в принявшее их общество, пустить в нём корни. Будучи этническим меньшинством, они должны усвоить культуру большинства, сохранив при этом и свою собственную. Только твёрдо стоя на земле своих стран, внося вклад прежде всего в их развитие, китайцы могут обрести признание обществ данных стран» [4, с. 23]. Зарубежные китайцы не должны кичиться своим богатством, своими связями с высокопоставленными официальными лицами КНР. Им не следует обращаться к китайскому национализму в ответ на проявления местного национализма.
 
Активная политика руководства КНР позволяет снизить напряжённость вокруг китайских диаспор в ЮВА, создать более благоприятные условия для их развития. По всей видимости, их дальнейшее возвышение будет означать увеличение доли диаспорального капитала в общем объёме национального бизнеса, более активное участие этнических китайцев в политической жизни стран проживания. В свою очередь, логично ожидать, что такое укрепление позиций диаспоры приведёт к расширению сферы её конкуренции с бизнесом из её окружения и к увеличению объёмов экспортируемого в КНР капитала. Произойдет ли дальнейшее ослабление дискриминационного отношения к этническим китайцам, сказать сегодня трудно.
 
Тем не менее, фундаментальный вывод состоит в том, что для стран ЮВА выигрыш от возвышения китайской диаспоры в конечном итоге существенно перевешивает потери, о которых говорится выше.
 
3
 
Процесс количественного роста и качественного подъёма китайской диаспоры прослеживается и в развитых странах. Для них наиболее показательным примером служат США, чья китайская община насчитывает 3,8 млн. человек и является крупнейшей среди развитых стран и четвёртой по численности в мире после Таиланда, Индонезии и Малайзии.
 
На современном этапе развития китайская диаспора в США отличается высоким образовательным и материальным уровнем: китайцы являются самыми образованными среди всех этнических меньшинств в США и имеют наивысшие доходы. Они обладают также непропорционально большим количеством дипломов о высшем образовании, учёных степеней и наград за достижения в учёбе.
 
Хотя значительная часть общины, как и прежде, до появления «новых мигрантов», занята в мелком и среднем бизнесе в традиционных отраслях экономики, ныне более 50% её экономически активной части – квалифицированные профессионалы, работающие в индустрии высоких технологий, в исследовательских центрах, в системе образования, в медицине, банковской сфере, юриспруденции [22, p. 302]. Многие китайцы трудятся в научных кластерах, прежде всего в Силиконовой долине, где составляют примерно 10% всех занятых. Они зарекомендовали себя успешными создателями новых компаний (стартапов), особенно в области информационных технологий. Работая в качестве предпринимателей, исследователей, инженерно-технического персонала, менеджеров, они вносят существенный вклад и в разработку, и в производство инновационной продукции.
 
Работая в фирмах, экспортирующих в Китай современные технологии, представители китайской диаспоры способствуют развитию американо-китайского экономического и научно-технического сотрудничества. В ряде случаев для этого создаются компании в США с отделениями в материковом Китае или на Тайване.
 
Среди новых мигрантов особое место занимает молодёжь, приезжающая на учёбу или (если это молодые учёные) на стажировку в американские университеты. Большинство иностранных студентов в США (194 тыс., или 25% в 2011/2012 учебном году) – приезжие из КНР [19]. По окончании учёбы часть их оседает в США, пополняя собой ряды «белых воротничков». Доля остающихся со временем сокращается, особенно заметно – в последние кризисные годы, когда она уменьшилась до 40%. Однако это – наиболее талантливый, элитный контингент. Те же, кто возвращается в Китай, представляют собой кадровый резерв для работы в системе двусторонних деловых и даже политических связей[3]. Поэтому американские образовательные ведомства и бизнес чрезвычайно заинтересованы в «притоке мозгов» из КНР и прилагают серьёзные усилия, чтобы привлечь в страну китайских студентов, предоставляя им льготы и оказывая материальную помощь, в том числе через международные организации.
 
В миграционном потоке из Китая обращает на себя внимание растущая инвестиционная иммиграция, порожденная недовольством состоятельных граждан КНР ухудшением экологической обстановки в стране, коррупцией, ограничениями на количество детей, идеологическим контролем и т.д. Для привлечения инвестиционных мигрантов в США существует специальная программа ЕВ-5, согласно которой иностранцы, вложившие в экономику страны не менее 500 тыс. долларов, получают «грин-карту» и право на постоянное проживание. Среди обладателей этой карты, китайцы занимают первое место, и их количество неуклонно растёт (в 2011 г. – 87 тыс. человек [12]). Согласно некоторым опросам, 50–60% китайцев, владеющих состоянием в 10 млн. юаней (1,6 млн. долл.), хотели бы уехать в какую-либо из развитых стран, большинство – в США [21].
 
Китайская диаспора гармонично интегрирована в американское общество, дискриминационное законодательство ушло в прошлое, антикитайские настроения слабы и проявляются лишь на бытовом уровне в виде «стеклянного потолка», нередко препятствующего служебному росту работников китайского происхождения.
 
В других развитых странах китайские диаспоры значительно меньшие, чем в США, но их доля в общей численности населения может быть гораздо выше, например, в Канаде – 3,9% против 1,2% в США; при этом в отдельных городах доля китайцев превышает 30–40% (Большой Ванкувер, Ричмонд) [11]. В любом случае состав и положение китайских общин в принимающем обществе в общих чертах сходны с тем, что имеет место в Соединенных Штатах. Для всех развитых стран характерен перманентный рост числа китайских мигрантов, в том числе, как считается, и нелегальных. Быстро увеличивается число мигрантов, обладающих капиталами или высокой квалификацией. В Канаде программа привлечения инвестиционных мигрантов действует настолько успешно, что правительство несколько раз повышало инвестиционный порог, пока он не вырос вдвое – до полумиллиона долларов, а в 2012 г. временно заморозило и её, и Федеральную программу привлечения квалифицированных работников. В том же году Австралия приняла новую Форму отбора квалифицированных мигрантов, предъявляющую к иммигрантам повышенные требования, касающиеся образования, владения языком и опыта работы в бизнесе [10].
 
Возвышение китайской диаспоры есть производное от усиления Китая – роста его экономической и военной мощи, углубления интеграции во внешний мир. Пекин кровно заинтересован в сотрудничестве с диаспорой и считает своим долгом покровительствовать ей. Эти условия обеспечивают подъём мировой китайской диаспоры и сегодня, и в обозримом будущем.
 
Литература
1. Впервые получены сравнительно точные цифровые данные о количестве проживающих за рубежом китайцев и китайских эмигрантов // «Жэньминь жибао» онлайн.
2. Данные OECD для шести основных стран.
3. Лун Давэй,Чжан Хунъюнь, Дэн Гао. Цун юаньбянь цзоу сян чжулю [Из маргиналов – к мейнстриму]. Хуацяо хуажэнь лиши яньцзю. (Пекин). 2011. № 2.
4. Лян Инмин. Дуннань Я хуашан юй цзинцзи миньцзучжуи (Китайские предприниматели в ЮВА и экономический национализм) // Хуацяо хуажэнь лиши яньцзю. 2008. № 2.
5. Хэ му сян юн, хэцзо гун ин. Гоуцзянь игэ чунмань холи ды хуацяо хуажэнь шэхуй. Цзай ди сы цзюй шицзе хуацяо хуажэнь шэтуань ляньи дахуй шан ды баогао (Гармония – сотрудничество с выигрышем для всех. Построим исполненное живой силы сообщество зарубежных китайцев. Доклад на 4-й Всемирной конференции дружбы ассоциаций зарубежных китайцев) (5).
6. Чжунго тунцзи няньцзянь (Китайский статистический ежегодник). 2010. Табл. 6–14.
7. ASEAN External Trade Statistics. Trade 2011–2012.
8. ASEAN Community in Figures. 2009.
9. ASEAN Statistics. Selected key basic ASEAN indicators.
10. Cheng Guanjin, Li Xiang. Chinese comtinue to seeck residency overseas // Chinadaily.com.cn. 22.08.2012.
11. "Ethnocultural Portrait of Canada - Data table" // Statistics Canada. 2010-06-10.
12. Jonson I. Wary of Futurer, Professionals leave China in record Numbers // The New York Times. 31.10.2012.
13. Kwong P. Chinese Migration goes Global // YaleGlobal online.
14. Lee Kuan Yew. The Loyality of Overseas Chinese Belongs Overseas // International Herald Tribune. 23.11.1993.
15. Lim Linda Y.C. Southeast Asian Chinese business and regional economic development // Routlrdge Handbook of the Chinese Diaspora / Tan Chee-Beng ed. L., N.Y. 2013.
16. Li Qi-rong. Cooperation, Mutuial Benefit and Development on Capital of Southeast Asian Overseas Chinese in Change of Sino-Southeast Asia Relationship // http://www.cityu.edu.hk/
17. Mckeown A. Global Migration, 1846–1940 // Journal of World History. 2004. Vol. 15. No. 2
18. Min Zhou. The Chinese Diaspora and International Migration/ Social Transformations in Chinese Societies 2005 // UCLA.
19. Open Doors Data. International Students: Leading Place of Origin // Instute of International Education.
20. The China Infortmation Technology Handbook / Ed. P.O. de Pablos, M.D. Lytras. N.Y: Springer Science, Business Media. 2009.
21. Immigration to the U.S. is a Trend of Rich Chinese / USA Immigration News.14.11.2011.
22. Wong B.P. Globalization and location of the Chinese diaspora in the USA // Routlrdge Handbook of the Chinese Diaspora / Tan Chee-Beng ed. L., N.Y. 2013.
23. Более 40% возвращающихcя в Китай талантов имеют иностранное гражданство или «зелёную карту» // «Жэньминь жибао» он-лайн. 24.07.2012.


Ст. опубл.: Общество и государство в Китае. Т. XLIV, ч. 1 / Редколл.: Кобзев А.И. и др. – М.: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук  (ИВ РАН), 2014. – 594 стр. – (Ученые записки ИВ РАН. Отдела Китая. Вып. 14 / Редколл.: А.И. Кобзев и др.). С. 232-242.


  1. Рост ВВП в 2003–2007 гг. в среднем составлял 6,1%; по прогнозу OECD на 2011–2015 гг. – 6,0% [2]. Экспорт в 2012 г. достиг 1220,7 млрд. долл., увеличившись по сравнению с2010 г. на 17,0% [7]. Душевой доход в 2012 г. в текущих ценах составил 3747 долл., а с учётом паритета покупательной способности – 5790 долл. [9], в 2008 г. соответственно 2577 долл. и 4726 долл. [8].
  2. В то же время проистекающая из конфликта экономических интересов дискриминация китайского меньшинства послужила, как считают исследователи, одной важных причин, в силу которых в странах ЮВА затянулся переход к высокопроизводительной индустриальной экономике.
  3. Кстати сказать, более 40% из них обладают не китайским гражданством или «зеленой картой» [23].

Автор:
 

Синология: история и культура Китая


Каталог@Mail.ru - каталог ресурсов интернет
© Copyright 2009-2024. Использование материалов по согласованию с администрацией сайта.